Великая страдалица и молитвенница Анна Ахматова – духовная дочь праведного Старца николая (Гурьянова)
27-06-2011, 11:17. Разместил: Александр
«Когда… дух суровый византийства
От Русской Церкви отлетал»
(Анна Ахматова)
Почти в одно время странствовали по земле два высоких и сильных духом человека, вместившие Слово Божие и боль и страдания целой эпохи. Старец и Поэт... Отец Николай (Гурьянов - 24.05.1909+24.08.2002) и Анна Ахматова (23.06.1889+5.03.1966).
Великий русский поэт - достойная духовная дочь великого русского Старца. Оба иные, чуждые и непричастные серому дольнему миру, но родные сияющему Светом Горнему. Им многое было открыто Небом. Батюшка святой праведник, видевший сквозь века и зревший Господа, и Анна-пророчица, стяжавшая дар покаянной молитвы. Оба юродивые по духу, несшие не только свой крест, но и Крест народа, и всегда помнящие о голодном, страждущем, никому не нужном человеке. Иерархические вехи их Пути – смирение, жертвенность, искупление. Доминанта жизни – благородная святая простота и величие, покаянный плач по Руси и ее мученику Царю: «Тягостен, тягостен этот позор – жить, потерявши Царя».(1) Они не могли не встретиться, родственные кроткие души, пребывавшие «в ссылке в чужом мире и в чужо время», когда в умах царило страшное смятение, «смерть повсюду», зло, разрушавшее человеческую личность и посягавшее на целостность мироздания, отрывавшее от Бога. В эпоху гонений на все святое они с любовию помогали тем, кто стремились остаться людьми. Их жалость и милосердие были неиссякаемы и несокрушимо упование на Покров Царицы Небесной: «Только нашей земли не разделит на потеху себе супостат: Богородица расстелет над скорбями великими Плат».(2)
«Когда мир гонит Христа, - говорят отцы, - человек становится или отступником, или исповедником». Старец-святитель и поэт Анна Ахматова, несомненно, предстали пред Спасителем святыми мучениками-исповедниками. Царственные, несломленные, величественные. Вечный голос не уснувшей совести. И ныне они Там, «где все про нас знают»: «Трезвенное сердце, Память о Боге чиста. Мудрость немногословия, Мудрость проста: Прости, Господи!».(3)
«Она достойна... и праведна»
(Старец Нектарий Оптинский)
Анна «великая страдалица и молитвенница», как величал ее отец Николай, ушла Домой раньше: «Теперь я думаю только о Доме. Пора», - напишет она за два дня до упокоения, - а годы странствий святого Старца продлились на целых тридцать шесть лет, и всегда он поминал ее кроткую душу в молитвах. Она пребывала в его благодатной келлии, в его сердце, в исчезнувших по воле злых людей, но не стертых из его памяти письмах-исповедях, где она открывала душу своему духовному отцу и мудрому наставнику. Анна присутствовала среди нас в словах стихов и причитаниях блаженного: «Питер-Питер бока вытер», - приговаривал Старец. - Поэт: «А вокруг старый Питер, что народу бока повытер». – «Горя много, много горя, горя некуда девать. Выйду с горя в чисто поле, под березку лягу спать», - это Батюшка. – «Было горе, будет горе, горю нет конца» - строки из «Колыбельной» Ахматовой... И постоянное приветствие из их уст: «Драгоценные! С Новым Годом! С Новым Горем!»
Отец Николай отмечал: «Анна Андреевна умела видеть главное в людях и событиях. У нее с детства был дар зоркости».
Пронзительная зоркость была у самого Батюшки: «Тринди баба, тринди дед! Подхватились – хлеба нет!», - вздыхает. – И продолжает: «Баба села на барана и поехала за хлебом... В Португалию!», - это ли не так ныне?! И снова предсказывает юродивый: «Не будет газа! – Тогда нам всем проказа!», - и охает, стонет: «Сосуды – болезни посуды!»
Сравним ахматовское приточное: «И когда мы прошли уже все заборы и незаборы». Или замечательное наблюдение «пусть мелькнут» - в ответ на переданную просьбу совсем не известных людей позволить ее навестить, когда она была в зените человеческой славы и сопутствующей суеты вокруг ее имени.
«Навещали» (но не «мелькали», а днями бродили под окнами) в последние годы и Батюшку - целыми автобусами. Конечно, никому и в голову не приходило испросить дозволения на такие визиты толпой. Суетились с камерами, магнитофонами, требовали, чтобы он снялся, история, мол, не простит: «Ведь старый уже. Надо скорее все фиксировать!»
У нас случился такой разговор с Батюшкой о его тогдашнем положении: о всемирной «славе», о пошлости и жестокости, сопровождавшей эти коллективные наезды, не имевшие никакого отношения к духовной жизни и вере. «Везут как к статуе, будто я не живой... Язычество какое-то, - сказал он строго и отчаянно взмахнул рукой. – Ждут, что Колька предскажет, как к цыганке едут». А люди, которым слово отца было жизненно необходимым, оставались лишенными его, ибо не могли участвовать в таком безумии. Так назвал экскурсии на Остров Старец Кирилл (Павлов). Однажды, изможденный после «приема» восьми автобусов «любознательных паломников» количеством около восьмисот, дорогой Батюшка споткнулся в садике о корень дерева и упал навзничь на дорожке. Я подбежала. Взгляд у отца был больной, безпомощный, усталый и умученный. Сердце разрывалось от безысходности: «Господи, доколе?» Местный Владыка «благословил»: «Если уже не может больше принимать, то пусть хоть стоит и мажет!» (елеем).
Все вмиг пошатнулось... Я отчаянно плакала, пытаясь приподнять Батюшку, а он осенил крестным знамением и повелел: «Скорее берите меня на руки и несите домой, а то скажут - поп на дороге валяется».
Вспоминаю слова, произнесенные Ахматовой почти в подобном состоянии перед поездкой в Англию за литературной премией после стольких лет травли, клеветы, «гражданской смерти»: «Мне надо научиться ходить... Я лирический поэт и не могу валяться в канаве». К этому времени она перенесла уже три тяжелейших инфаркта и часто передвигалась с посторонней помощию.
«Каждый человек сам решает, насколько его жизни быть личной, насколько публичной, - пишет биограф поэта А. Найман. - Для человека известного это превращается в проблему, достаточно серьезную, ибо известность и есть публичность, и регулируется собственными, не зависящими от желаний личности законами. Мы тебя любим, изволь с нами поделиться правами на себя. Ахматова переживала это положение обостренно и болезненно». Так же обостренно переживал и Батюшка... Но они смирялись: «Мир не видел такой нищеты,/Существа он не видел безправней,/Даже ветер со мною на ты/Там за той оборвавшейся ставней». (4) Смирение – это была их сила.
Они были живыми людьми среди множества мертвых, воистину валяющихся повсюду... Одухотворяли жизнь людей замкнутых только на себе. Их пребывание среди нас – отрицание серости и безразличия: «Молитесь! Молитвой можно сдвинуть горы!» - зовут, кричат нам уже из Царствия Света. А сами, странствуя на земле, умолили Бога: «Меня в жертву прими, но спаси Россию!»
Для них выше всех канонов и уставов была Любовь, но они не боготворили человека и всю славу отдавали только Христу. Проповедь была в двух словах: «Бог есть... Без Бога ни до порога... Без Веры нельзя».
Батюшка говорил, что общение личное и в письмах доставляло им обоюдное «духовное и благодатное утешение», оно было сердечным, доверительным, молитвенным и равновеликим. В них было сильно проявление Духа, недаром Оптинский Старец Нектарий сказал об Ахматовой: «Она достойна... и праведна приехать в Оптину пустынь», а Батюшка Николай-Нектарий, провидя ее внутреннее устроение, добавил: «Она великая страдалица и молитвенница пред Богом... Монахиня».
«В то время я гостила на земле»
(Анна Ахматова)
Жизнь человека – тайна. Преп. Максим Исповедник сказал: «Все в мире есть тайна Божия и символ. Символ Слова... Весь мир есть Откровение - некая книга неписанного Откровения. Весь мир есть одеяние Слова». Все внешнее изначально является носителем тайны внутреннего. Непрерывное становление, течение по реке Времени в Вечность, где «Времени уже не будет». Каждое мгновение мы либо приближаемся к Богу, либо отдаляемся от Него. «Душа человека не камень, - говорил отец Николай. - Она растет, меняется... И знаете, даже камни растут».
Земное время дано именно для Вечности, для христианского миропостижения. Для искупления. И это неисповедимая тайна каждой души.
Помню, как молния пронзило свидетельство публициста А.Д. Хмелевского в статье «Таинственное в жизни Государя Императора Николая II» о том, что существует Акафист, составленный затворником Агапием и прочитанный самому Государю Николаю Александровичу еще при жизни как Будущему Великомученику.
Также в университетские годы была потрясена известием, что академик А.Ф. Лосев, читавший курс по античной философии – тайный монах Андроник... Прошло время, и без изумления восприняла его сокровенное, искренне-доверительное признание, свойственное только сильным и крепко верующим в Бога людям: «Моя Церковь внутрь ушла. Я свое дело сделал, делайте свое дело, кто помоложе. Я вынес все [гонения] на своих плечах... И у меня не отчаяние – а отшельничество... как Серафим Саровский, который несколько лет не ходил в Церковь»... Сейчас можно понять глубочайший смысл упоминания старого профессора о своем отшельничестве: наедине с Богом он – монах, во всем усматривающий Его Волю. Впрочем, как вспоминает в своей книге о Лосеве А.А. Тахо-Годи, он и во время ученого заседания способен был погрузиться в священнобезмолвие Иисусовой молитвы, обучившись ей в давние времена у афонских монахов [постригал его имяславец архимандрит Давид], осенить себя незаметно мелким крестом под пиджаком против сердца».(5)
«Над жестокой судьбой Ахматовой, надо всем, что мы привыкли выдавать за ее судьбу, стоит сияние другой ее Судьбы», - твердо обозначает ее биограф А. Найман, бывший рядом в последние годы и сохранивший в памяти безценное.
«В этих стихах есть тайна»
(Анна Ахматова)
Постоянное соприкосновение отца Николая с Горним миром утончило и так обстроило его восприятие, что Времени для него не существовало. Оно было иное. По-иному он воспринимал и все окружавшее его. Батюшка больше жил в невидимом для нас духовном мире, который и является реальным, истинным. Иногда спрашивал: «Родные, где я?» Потом смотрел по сторонам, разыскивая кого-то взглядом – и вновь: «А где Ефросиньюшка Полоцкая, ведь мы не договорили». Другой раз искал Анну Кашинскую. Тогда-то Батюшка поведал о своем духовном друге, сомолитвеннице и сотаиннице – Анне Андреевне Ахматовой. О ее дивной жизни, сокровенной и скрытой от глаз грубой действительности, о ее тайном монашестве, которое все же не сокрыто от духовного взора в ее поэзии: «Она такая страдалица была! Такой Крест несла, как редкие подвижницы. Мученица-юродивая. В ее жизни есть великая тайна, и она унесла ее с собой».
Подошла я к сосновому лесу,
Жар велик, да и путь не короткий.
Отодвинул дверную завесу,
Вышел седенький, светлый и кроткий.
Поглядел на меня прозорливец
И промолвил:
«Христова невеста!»
Не завидуй удаче счастливиц,
Там тебе уготовано место.
Позабудь о родительском доме,
Уподобься Небесному крину.
Будешь, хворая, спасть на соломе
И блаженную примешь кончину».
Верно, слышал Святитель из келлии,
Как я пела обратной дорогой
О моем несказанном веселии,
И дивяся, и радуясь много.
(Моей сестре. Дарница. 1914)
«Христова невеста»
В этом стихотворении поэт вновь приоткрывает радостную опору многотрудной, но изобильно благодатной жизни: «Невеста Христова, уподобься Небесному крину, блаженную примешь кончину». «Христова невеста» - это монахиня, инокиня, черница, святая мать... То, что она была духовной дочерию отца Николая - это также сокровенная тайна ее души, неизвестная многим: «Но впрочем даром тайн не выдаю своих». Она была именно духовной дочерию Батюшки, так он ее называл: «Мы много раз встречались, были друзьями, - говорил Старец. – Она была чудный, верующий человек, много перенесла и страдала сильно, а ушла ко Господу монахиней».
Я не спросила, была ли Анна Андреевна пострижена в монашество перед уходом в Вечность или нет, ибо это тайна ее сердца. Для нас важно духовное слово Старца, определяющего итог земной жизни человеческой души: душа рабы Божией Анны отошла в Вечность, облеченная в белые монашеские ризы, и мы светло радуемся об этой милости Спасителя к ней: «Великую зиму я долго ждала, как белую схиму ее приняла». Зима ее жизни была дарованной от Господа мученической схимой: «Было горе, будет горе, горю нет конца»... «Бездомность, неустроенность, скитальчество, готовность к утратам, пренебрежение к утратам. Неблагополучие, как само собой разумеющееся, не на показ, а бьющее в глаза. Неблагополучие, как норма жизни».(6) Вспомним предсказанное: «Позабудь о родительском доме... Будешь, хворая, спать на соломе».
«Жизнь к ней была несправедливо строга, - писал Вадим Шефнер, - но сама к себе Ахматова была еще строже – и своими стихами, своей непобедимой творческой честностию она подчинила себе свою судьбу, восторжествовала над ней». Она часто повторяла молодым поэтам святоотеческое: «Не обращайте внимания на чьи-то разговоры. Творите, чтобы ваша совесть была чиста. Будьте сами себе строгим судьей». За духовную мудрость истерзанной судьбы, дарованную ей от Бога, ее нарекали пророчицей и провидицей. Потому-то и сравнивали то с Сапфо, то с Шекспиром, то с Данте: «Пошли по Литейному. Видим, по той стороне идет – но это же не Ахматова, а Данте! Даже жутковато. Идет высокая женщина, одна, ночию, с палкой в руке, держится очень прямо, и на плечах голова Данте, обмотанная теплым платком так, что виден только профиль».(7)
«Услышав, как-то от Анны Андреевны, что цикл ее стихов «Реквием» написан в тридцатых годах, - вспоминает И. Меттер, - спросил: «Как же Вам удалось сохранить сквозь все тяжкие годы запись этих стихов?» - «А я их не записывала. Я пронесла их через два инфаркта в памяти».
Отец Николай отмечал: «У Анны Ахматовой было неторопливое величие духа, которое всегда хранило ее. И спокойствие величия души. В ней был Свет. И силу и тепло этого Божественного Света она влагала в свои стихи». Вспоминает А. Найман такие слова поэта: «Искусство светом спасает людей от темноты, которая в них сидит». Верующая, как говорили раньше, «от природы» (т.е. имея Веру как дар от Бога) она даже своим величественным обликом говорила о Неземном... «Живет как чья-то послушница или пустынница» - нередко слышала о себе. Но о Боге говорила взвешенно и скупо. Просто жила во Христе.
Во втором веке в Риме жил человек по имени Ерма. Он явил миру книгу «Пастырь», которую древние христиане читали как Апостольские Послания в храмах. «В ярких видениях, ему посланных, Ерма получил пояснение смысла земной жизни. Земная жизнь была названа «зимою». Верующие пренебрегают земной жизнию, но они знают, что она - «зима». Весна – впереди. «Вот, сказано было Ерме, смотри, зимой все деревия кажутся сухими и мертвыми; но наступит весна – жизнь будущего века – и все расцветет, зазеленеет, и обнаружится ясно, какое дерево было мертвым, а какое имело в себе жизнь». Зимой без листьев все кажется одинаково сухим; но в каком дереве есть жизнь, солнце это покажет весной. Так и в Вечности. Проявится в человечестве, кто был духом жив, а кто мертв. Это и есть Суд Божий: для одних – Радостный. Сердце доброе даст в Вечности «лист и плод свой». В этом мире люди обманчиво, по наружности, кажутся одинаковыми, как деревия зимою. Но наступит весна. Солнце нравственное наполнит всю жизнь мира, и до конца обнаружится, что жило в человеке. Одни обуглятся, другие «воссияют»... Нет ничего тайного, что ни стало бы явным».(8)
«Над площадию густо, медленно разносится благовест. Хочется зайти в древний Храм Св. Софии. В церкви полумрак. Налево, в темном приделе, вырисовывается знакомый своеобразный профиль. Это Аня Горенко. Она стоит неподвижно, тонкая, стройная, напряженная. Она никого не видит и не слышит. Кажется, что она и не дышит. Чувствую, что ей мешать нельзя. Я выхожу из церкви. Горенко остается и сливается со старинным храмом. Несколько раз я хотела заговорить с ней о встрече в церкви. Но всегда что-то останавливало. Мне казалось, что я подсмотрела чужую тайну, о которой говорить не стоит».(9)
Поэтесса Елена Тагер, видевшая ее в блокадном Питере, оставила для нас иконописный облик монахини Анны:
Синеглазая женщина входит походкой царицы.
Открываются окна. Горит на закате река.
По вечернему воздуху Белая Стая стремится,
А она неподвижна. И четки сжимает рука.
Это – Анна Ахматова. Старшая в хоре пророчиц,
Та, что в песенный мед превратила полынные дни.
Псалмопевицу Божию посмеет ли кто опорочить?
Ей певучие пчелы и плавные птицы сродни
Схимонахиня НИКОЛАЯ
Слово на Девятых Николаевских Чтениях
22.05.2011
P.S. Сообщаем читателям, что вскоре после Николаевских Чтений, где с искренней любовию молитвенно вспоминали труды Анны Ахматовой на благо Отечества и Русской Церкви, Мосгордума 6 июня рассмотрела вопрос о создании в столице ее музея-квартиры с названием ’’Легендарная Ордынка’’ (Московский Дом Анны Ахматовой)’’. Алексей Баталов и протоиерей Михаил Ардов готовы безвозмездно передать будущему музею квартиру своих родителей, где часто бывала поэт, сохранившуюся старинную мебель, картины, книги и фотоархивы. В этом мы видим несомненное молитвенное предстательство незабвенного Старца Николая, его чудотворение.
Примечания
(1) Николай Гумилев.
(2)-(3)-(4) Анна Ахматова.
(5) С. Гальперин. Противостояние мировоззрения Русской цивилизации и Запада в свете историзма Алексея Лосева. РНЛ. 28.03.2011.
(6) А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М. 1999. С.431.
(7)М.Слонимский. Об Анне Ахматовой.1990. С.392
(8) Свт.Феофан Затворник. Толкование на книгу «Пастырь» Апостола Ерма. М. 2004. С. 3.
(9) В.А.Беер. Листки из далеких воспоминаний. М. 1991. С. 28.
Вернуться назад