«В то время я гостила на земле» - Анна Ахматова
23-06-2011, 11:03. Разместил: Александр «В ЭТИХ СТИХАХ ЕСТЬ ТАЙНА»
Иногда отец Николай спрашивал: «Родные мои, где я нахожусь? Потом смотрел по сторонам, разыскивая взглядом – и спрашивал опять: «А где Ефросиньюшка Полоцкая, ведь мы не договорили». Другой раз искал Анну Кашинскую...
Тогда-то Батюшка мне рассказал и о своем духовном друге, истинном сомолитвеннике – Анне Андреевне Ахматовой. О ее дивной жизни, сокровенной и скрытой от глаз грубого и жестокого мира. О ее тайном монашестве, которое все же не могло быть сокрыто духовному взору в ее поэзии: «Она такая страдалица была! Такой Крест несла – как редкие подвижницы... Мученица-юродивая. В ее жизни есть великая тайна – и она унесла ее с собой».
В 1922 году Старец Нектарий Оптинский благословил ее приехать, со словами: «Она достойна... и праведна... приехать в Оптину Пустынь. Для нее тут две комнаты есть свободные». (Лукьянов Е. О посещении Анной Ахматовой Оптиной Пустыни. Анна Ахъматова. Pro et contra/ CПб. 2005. С. 746)
Приезжала она в обитель несколько раз накануне ее разорения и беседовала со Старцем Нектарием (Тихоновым).
В поэзии Анны есть одно особое произведение, которое приоткрывает, именно приоткрывает, ее сокровенную жизнь во Христе. Оно излилось из сердца – это предсказание оптинского провидца о ее грядущей судьбе, о страданиях, которые ее ожидают, и о «терновом венце».
Сама Анна Андреевна, по словам Батюшки Николая, мыслила как человек глубокой и твердой Веры, полагая, что страдания людей предваряют Страшный Суд Божий и являются предуготовлением к грядущему концу мира. Она говорила о конце земного пути человечества, о грядущей Преображенной Земле.
Великий русский поэт-христианка – как ее величала Марина Цветаева – Анна всея Руси, а литературный критик и поэт В. Недоброво – Авва Анна... Которая была укрыта святыми молитвами преподобного и обетом молчания...
По словам Батюшки: «Воскресению ее души предшествовали страшная Гефсимания и Голгофа».
Видел я тот венец златотканый...
Не завидуй такому венцу!
Оттого, что и сам он ворованный,
И тебе он совсем не к лицу.
Туго согнутой веткой терновою
Мой венец на тебе заблестит.
Ничего, что росою багровою
Он изнеженный лоб освежит.
(«Предсказание» 8 мая 1922)
Батюшка определил творчество Анны Ахматовой высокими словами: «Во время красного переворота у нее обострилось покаянное чувство вины за все происходившее, за жизнь безбожную особенно дворянства. И она смиренно приняла Боже наказание. Ее стихи – это исповедь, постоянная исповедь пред Господом, перед своей совестию, пред людьми... Пред Грядущим. Страшная правда ее стихов – это боль за Россию, предчувствие и осознание необходимости горькой расплаты, что грядет на Россию. Она восприняла все как должно, по Богу... Ее жизнь была правдивой, достойной. Она приняла все как Иов, как Царь-Мученик, часто повторяла: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? Она с готовностию приняла мученический венец, который ей предрек Батюшка Нектарий Оптинский... Она не рассуждала и не сопротивлялась и с радостию пошла на гонения для искупления общей вины... Смиренная душа была... Она не искала пути к Богу, она всегда пребывала в Нем»...
«Ее стояние перед Богом было [...] не в покорном исполнении закона. А органическим чувством и желанием Его присутствия. Когда на Троицу 1915 года она просила [Господа] помочь России, то была ее личная молитва к ее личному Богу. Она предлагала Ему ради спасения страны личную жертву: «Отыми и ребенка, и друга, и таинственный песенный дар» - утверждая тем самым, что и Россия – ее личная» (Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой.М.2008.С176).
«Господь послал ей этот Крест - говорил Батюшка. - Он отнял Друга - Николая Степановича Гумилева... И, можно сказать, с кровию и плачем, отнимал Сына – Левушку... Почти двадцать лет в лагерях... Но не отнял ее дар – Духовное Слово».
Во время встречи Ахматовой и Цветаевой, М.И. спросила: «Как Вы могли написать «Отыми и ребенка и Друга» - разве Вы не знаете, что в стихах все сбывается?» - Речь шла о стихотворении «Молитва», написанном в Духов день 1915 в Петербурге:
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, безсонницу, жар,
Отыми и ребенка и друга,
И таинственный песенный дар –
Так молюсь за Твоей Литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей
««Отыми и ребенка, и друга, и таинственный песенный дар... Так молюсь за Твоей Литургией» - т.е. такими словами, за которыми стоит истинная готовность отдать самое дорогое. И Господь, показывая, что Слова настоящие и что Им услышаны, - принимает Жертву. Отнимает Сына на два лагерных срока; Друга – навсегда; поэтический голос на десятилетия... Испытания она проходит со страданием и без ропота, принимая от Бога злое как доброе.
«Что отдал – то твое» - ставит Ахматова эпиграфом к стихотворению. Она отдает в Его сокровищницу все, что имеет, зато, пройдя испытание, получает право пользоваться всем, что там есть. [...] Хранитель всего предложил ей из этой копилки слова не специальные, не поэтические, не профессиональные. А – бедные, затертые, обыкновенные, вложенные туда кем ни попадя, потерявшими имена людьми. Слова всем понятные... Потому случайной соседке по тюремной очереди, когда та прошептала: «А это Вы можете описать?» - она ответила и уверенно и свободно: «Могу». (Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М. 2008.С176).
А вы, мои друзья последнего призыва,
Чтоб вас оплакивать мне жизнь сохранена,
Над вашей памятию не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там и м е н а!
Захлопываю Святцы!
И на колени все!
Багровый хлынул Свет!
Рядами стройными выходят ленинградцы
Живые с мертвыми – для Бога мертвых нет!
Отец Николай говорил: «Аннушка веровала всегда и укрепляла свою Веру в Литургии, молитвах – стихах, доброте сердце, заботе и жалости к окружающим... Крепкий и дух и полное упование на Господа... Она любила именно внутреннюю жизнь Церкви».
«От лица всех она скорбела за допущенное поругание святой русской жизни и муки Царской Семьи: «И ранней смерти так ужасен вид, что не могу на Божий мир глядеть я».
«Ее голос был голосом пророчицы, провидицы - говорил Старец. – Она жила в Слове Божием и понимала свое творчество как служение царского священства и пророчества... И ей действительно Господь многое открывал, она умела слышать Небесное»: «Во мне печаль, которой Царь Давид по-царски одарил тысячелетия».
Схимонахиня Николая
Русский Вестник
Вернуться назад