05.07.2011 Слово об Анне Ахматовой, духовном чаде двух старцев — преподобного Нектария Оптинского и схиепископа Нектария Русского

В 45-ю годовщину со дня кончины русской православной поэтессы Анны Андреевны Ахматовой (1889 + 1966) как-то пронзительнее и ярче, как-то по-особенному ясно звучат для нас ее стихи из далекого 1914 года, не публиковавшиеся в прижизненных сборниках.

 Я любимого нигде не встретила,
Столько стран прошла напрасно.
И,вернувшись, я Отцу ответила:
Да, Отец, - Твоя земля прекрасна.
Нежило мне тело море синее,
Звонко, звонко пели птицы томные,
А в родной стране от ласки инея
Побелели сразу косы темные.
Там в глухих скитах монахи
молятся
Длинными молитвами искусными.
Знаю я, когда земля расколется,
Поглядишь Ты вниз очами
грустными.
Я завет Твой, Господи, исполнила
И на зов Твой радостно ответила,
На Твоей земле я все запомнила
И любимого нигде не встретила

        Стихи теперь уже оттуда, из мира горнего, привнесенные Святым животворящим Духом и воспринятые духом человека, прозревающего свой необычный путь. Тем сладостнее и утверди-тельнее звучат для нас сегодня неоспоримые слова Старца Николая (Гурьянова), тайновидца многих душ, прибегавших к нему за утешением: «Я хорошо знал Анну Ахматову. Она монахиней была. Великая страдалица и молитвен-ница. Прозорливая старица-провидица... Бога любила, и Он ее слышал и многое ей открывал. Очень честная и правдивая душа у нее была. Покаяние глубокое. Монахиня.» (Схимонахиня Николая «Царственная птица взывает к Богу», М.: Русский Вестник, с. 149).

 
«ПОМОЛИСЬ О НИЩЕЙ, О ПОТЕРЯННОЙ...»

       В таинственной жизни А. А. Ахматовой, рабы Божией Анны - так определил ей Господь - было несколько человек, носивших победительное имя Святителя Николая, Мир Ликийских чудотворца. Боговенчанный супруг, православный поэт и воин Николай Гумилев, мистический друг, поэт и литературовед Николай Недоброво, довольно рано отошедшие ко Господу, и. Старец Николай (Гурьянов) - в тайной схиме Епископ Нектарий. Даже отпевали Анну Андреевну, как дочь морского офицера, в Морском Никольском Соборе Петербурга.

       Как записала со слов Старца его верная келейница матушка Николая (Гроян): А. А. Ахматова «была знакома с отцом Николаем, прибегала к его молитвенному покрову и не раз встречалась с ним в Петербурге <...>. Они переписывались. Анна Андреевна исповедовалась у отца Николая, даже в письмах.». Батюшка несказанно скорбел, по свидетельству матушки, что у него выкрали в 70-е годы ХХ века на острове Талабск из кельи письма Ахматовой к нему.

      Когда же возникло это духовное родство, это полное сакрального смысла знакомство между прозорливым Старцем Николаем и рабой Божией Анной, которая была старше его на 20 лет?

      Возможно, что и в конце 20-х годов в Петрограде, когда повсюду уже рушился привычный Русский Миръ, и юный инок, не страшась, подобно Иоанну Крестителю, да и своему Небесному заступнику - Святителю Николаю, обличал деяния сатанистов-разрушителей. Считанные годы отделяли Батюшку от рокового 1929-го, когда он «стал переезжать из санатория в санаторий», из тюрьмы в тюрьму.

      Книги же Анны Ахматовой, которую К. И. Чуковский называл «последним и единственным поэтом православия» («Две России», 1921), еще издавались. И все еще были доступны читателю и ее «Белая стая» (1917), и ее «Подорожник» (1921), и ее «Аппо Domini» (1921). До 1925 года, когда вступила в силу закрытая Резолюция ЦК, запрещающая публикацию ее стихов.

      Если предположить, что именно незадолго до ареста Старца Николая произошла судьбоносная встреча этих двух русских людей, пусть и на короткое время, то вполне был бы оправданным и вопрос: что их сближало?

      Первое и главное, это, несомненно, Царская Россия, имперская культура, к коей имели честь принадлежать и Старец, и Поэт. Второе, предначертанный обоим жребий духовного писательства, странничества и те Кресты, что Господь дал каждому из них понести в земной жизни во имя личного Спасения. Причем, именно на этих путях крестных Старцу и Поэту суждено было встретиться для того, чтобы одному - благословлять на стойкость и терпение, а другой, будучи духовно окормляемой, выпестовать свое, «победившее смерть Слово». Слово Жизни.

     В тяжелом 1925-ом, начинающая осознавать бесконечный ужас потерь, Анна Ахматова напишет:

Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безвольно догореть,
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.
Всего верней свинец душе крылатой
Небесные откроет рубежи,
Иль хриплый ужас лапою косматой
Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.

     Знала ли она тогда, что этот, во Духе открытый ей образ жизни, этот вид крестоношения русского поэта-сладкопевца середины 20-х годов, лишь предвосхищает путь, еще более мучительный, который станет для самой Ахматовой подобно длительной, растянувшейся на годы пытке.

...Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Окормили меня клеветою,
Опоили отравой меня.
И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городскойсумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.

      Напишет она, словно подводя итог своим скорбям, в 1959-ом. Эти строки свидетельствуют несомненно еще об одном общем подвиге Старца и Поэта, подвиге юродства, подвиге нищелюбия, подвиге ношения риз хулы и напраслины. До самого смертного часа. Впрочем, и посмертно -тоже.

      Тема нищелюбия, в раскрытии которой ярко отразился религиозный характер исканий Поэта, появляется в творчестве Анны Андреевны уже в книге «Четки», где голосом «человека Божьего», нищего странника, пророчествует сама Ахматова:  
Еще я помню, как виденье,
Степной пожар в ночной тиши...
Но страшно мне опустошенье Твоей
замученной души.
Так много нищих.
Будьте же нищей.

Или:
Много нас таких бездомных,
Сила наша в том,
Что для нас, слепых и темных,
Светел Божий дом.
И для нас, склоненных долу,
Алтари горят,
Наши к Божьему престолу
Голоса летят.

 
«КАК ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ НА СНЕГУ.»

      Чуткий современник Ахматовой, поэт Мандельштам, увидев в ее духовном образе нечто большее, чем было принято замечать мифотворцами, написал:  

Как черный ангел на снегу,
Ты показалась мне сегодня,
И утаить я не могу,
Что на тебе печать Господня.
Такая странная печать?
Как бы дарованная свыше?
Что кажется: в церковной нише
Тебе назначено стоять...

         А прозорливый Старец Николай, вспоминая Анну Андреевну, говорил о ней так: «Жизнь ее была целеустремленной, всегда к Богу, к Небу. Ее творчество было пророческим служением, оно оказывало огромное благодатное влияние на души людей во времена безбожия». (Схимонахиня Николая «Царственная птица взывает к Богу», с. 153). Поистине, у нее перед Богом и русским читателем была своя, особая миссия.

        Если дворянство, к которому принадлежала Ахматова, как сословие, считалось «цветом» русского общества (вспомните слова Цветаевой: «Люблю дворянство и народ - цветение и корни!»), то небесный оттенок этому собранию кринов благоуханных, безусловно, могли сообщить только те, кто нес в себе и исполнял заповеди дворянского благочестия: был молитвенным, милосердным, жертвенным. Уже с первых веков христианства на Руси история возложила на представительниц высшего круга подвиг суровый -«аристократическую ответственность за судьбу древнего идеала христианской женственности», иными словами - «стоять свечою на подсвечнике и светит всем в доме» 
(Т. Манухина «Св. благ. кн. Анна Кашинская», Париж, 1954).

       Монахиня Досифея (урожд. кн. Тараканова), святая благоверная княгиня Анна Кашинская, блаженная Ксения Петербургская, игуменья Спасо-Бородинской обители Мария (Тучкова)... Список может быть намного длиннее, но сегодня мы вычленим из него только одно имя - А. А. Ахматовой, вполне справившейся с возложенной на нее ответственностью.

         Преподобный Симеон Новый Богослов учит, что святые взаимно связаны друг с другом неразрывной небесной силой. «<...> святые, будучи соединяемы Союзом Святого Духа, подобно Ангелам, образуют золотую цепь, в которой каждый, как звено, соединяется с предыдущим святым посредством веры, добрых дел и любви». То есть, уже при жизни святые люди - старцы - как бы «передают» нас друг другу, по мере возрастания нашей нужды в духовном руководителе.

        Так было и в жизни А. А. Ахматовой. Прежде, чем исповедоваться молитвенному Старцу Николаю (Гурьянову), в тайной схиме Епископу Нектарию, «Анна Сретенская», как называла себя поэтесса, припала к ногам одного из последних Оптинских старцев, Нектарию (Тихонову), чье мирское имя было также Николай.

         Словно предчувствуя встречу с ним, или с кем-то другим, более высоким по духовному званию, Ахматова в 1914-ом написала пророческие и лишь на первый взгляд «странные» стихи, и отправила их мужу, Н. С. Гумилеву, в письме из Слепнева:  

Подошла я к сосновому лесу,
Жар велик, да и путь не короткий.
Отодвинул дверную завесу,
Вышел седенький, светлый и кроткий.
Поглядел на меня прозорливец
И промолвил: «Христова невеста!
Не завидуй удаче счастливиц,
Там тебе уготовано место.
Позабудь о родительском доме,
Уподобься небесному Крину,
Будешь, хворая, спать на соломе
И блаженную примешь кончину».
Верно, слышал святитель из кельи,
Как я пела обратной дорогой
О моем несказанном веселье,
И дивясь, и радуясь много.

         А до встречи со Старцем Нектарием Оптинским оставалось каких-нибудь восемь лет. Впрочем, и все остальное, о чем написала Поэт в этом стихотворении, также сбылось. И смертельная, но отступившая болезнь, и жизнь по чужим углам, и блаженная кончина в доме, на фронтоне которого было выбито столь для неё привычное: «Бог хранит всё».

        А. А. Ахматова навсегда оставила в своем сердце добрые и утешные воспоминания об Оптиной пустыне, свет которых наполняет и ее «Причитание» («Господеви поклоните-ся во Святем дворе Его»), и «Северные элегии» («А в Оптиной мне больше не бывать. »), и «Предсказание» («Видел я тот венец златокованый.»). Когда Старец Нектарий, окормлявший к 1922 году и поэтессу Надежду Павлович, и художника Льва Бруни, и его супругу - Нину Бальмонт, и артиста Михаила Чехова, прочитал стихи Ахматовой «Повсюду клевета сопутствовала мне», опубликованные в альманахе «Феникс», он сказал Л. А. Бруни: «Она достойна. и праведна... приехать в Оптину пустынь... Тут для нее две комнаты есть свободные» (Схимонахиня Николая «Царственная птица взывает к Богу», с. 150)...

       Бесспорно, все то, что прикровенно открыл Старец Нектарий (Тихонов) алчущей правды рабе Божией Анне, нашло отражение и в ее творчестве. К примеру, вот как, по воспоминаниям одного из духовных чад Старца, он говорил об Искусстве: «В мире есть светы и звуки. Художник, писатель кладет их на холст или на бумагу и этим убивает. Свет превращается в цвет, звук в надписание. Картины, книги, ноты - гробницы света и звука, гробницы смысла. Но приходит зритель, читатель - и воскрешает погребенное. Так завершается круг искусства. Но так с малым искусством. А есть великое, есть слово, которое живит и умерщвляет, псалмы Давида, например, но к этому искусству один путь - путь подвига» (Митрополит Вениамин (Федченков) «Божьи люди», М.: Отчий дом, с. 164). А о Фаворском, преображающем всё вокруг, свете: «Это такой свет, когда он появляется, все в комнате им полно, - и за зеркалом светло, и под диваном... и на столе каждая трещинка изнутри светится. В этом свете нет никакой тени».

       За 10 лет до встречи со Старцем Нектарием Оптинским 23-летняя и в общем-то ещё благополучная Анна Андреевна, путешествовавшая в то время по Италии, написала очень созвучные сказанному иеромонахом Нектарием строки:  

В этой жизни я немного видела,
Только пела и ждала.
Знаю: брата я не ненавидела
И сестры не предала.
Отчего же Бог меня наказывал
Каждый день и каждый час?
Или это Ангел мне указывал
Свет, невидимый для нас?

 Именно способность видеть духовным оком этот Свет и привела Поэта, желавшего понять Промысел Божий о себе, в Оптину пустынь.

Людмила СКАТОВА (продолжение)

Русский Вестник

---

   Голосуем